в охранение ближайшего каравана, который формируется для отправки в Беломорск. Действуйте!
Комиссар, не прощаясь и не сказав даже слова экипажу, развернулся и зашагал к машине. Я стоял как оплёванный, смотря ему в след. Это мне чего теперь делать? Я ждал или того, что меня арестуют, или благодарности, а тут третий вариант нарисовался. Вот не люблю неопределенности, не зря говорят, что самое худшее это ждать и догонять! Теперь ходи и думай, наградят или расстреляют? Да хрен на эти награды, их мне обещали уже ни раз, так и не дали пока ни одной, я покоя хочу! Этот комиссар мог сейчас всё решить, ведь всё очевидно, но нет, он не хочет признавать, что был не прав. Да и особистам можно по-разному поручение дать — ищите как докопаться или наоборот. Я обернулся к строю и нашёл взглядом Гришу.
— Слышь бандит, у тебя водка есть или всю уже выжрали?
— Для тебя найдём командир — ответил мой боцман, сочувственно смотря на меня, наш разговор слышала вся команда.
— После похорон организуй на всех. Нужно помянуть братишек — пересилил я себя. Нажраться хотелось прямо сейчас, но через час на городском кладбище мы хороним своих бойцов, которые погибли во время прорыва. Среди них и Ваня… Он держался долго, почти до прихода в порт, но всё же раны оказались не совместимыми с жизнью. Из старого состава китобойцев нас оставалось всё меньше и меньше.
* * *
Мы вышли из Вытерги через три дня. Залатали наш тральщик на скорую руку. Деревянные колья так и остались торчать в надводной части обшивки, пробоины ниже ватерлинии наскоро заварили сваркой, особо не заботясь о эстетическом виде судна. Дыра в надстройке сейчас закрыта деревянными щитами, разбитую зенитку сняли, восстановили одну из раций. Не до нас было Онежской флотилии, да и чужие мы ей. Нам дали боеприпасов, дали медикаментов и провизии, заправили топливом и выпнули с базы. Мы шли в Медвежегорск, где нам было предписано присоединится к каравану из лихтеров и барж, которые эвакуировали очередной завод в Беломорск. Идём себе средним ходом, никого не трогаем и нас тоже все стороной обходят. Наш боевой буксирокитобойный тральщик кого хочешь отпугнёт! Команда не сидит без дела, потихоньку приводя «Шторм» в приличный вид, я гоняю всех и каждого, чтобы сделать по максимуму, пока есть такая возможность. Да и мыслей дурных так в голове меньше и у них, и у меня.
— Витя, дал бы ты отдохнуть людям, будь человеком — наконец не выдержал Изя, наблюдая за процессом рядом со мной на мостике — они после боёв, им бы в себя прийти.
— Ты вроде бы уже не сухопутный, а говоришь глупости! Где ты тут людей видел? И с какого хера я человек? — задал я вопрос комиссару.
— А кто⁈ — опешил Изя.
— Запомни, мы не люди, мы моряки, а моряка лишь раз в жизни называют человеком, и то, когда он за бортом — учу я жизни замполита — ну вот смотри, ты думаешь зачем я их заставляю палубу протирать постоянно? Дождь иногда идёт, а они её драят после каждого раза, как только капать перестаёт! Ты думаешь я самодур? если сразу воду не убрать она замёрзнет! На палубе каток будет, этот лёд потом сбивать будет сложнее! Причем Гриша со своей командой это отлично знают и не жалуются! Понял?
— Понял, а зачем…
— За сеном Изя! Иди тоже делом займись, мне как командиру неприятно смотреть, когда кто-то из моих подчинённых без дела мается. Неправильно это, бездельничать могу только я, каждый член команды должен чем-нибудь заниматься лишь бы капитану настроение не портить! Флотская аксиома моряков: если предмет движется — отдай ему честь, если не движется — покрась его! Вон, хоть листок боевой составь, опиши наши приключения.
— А это дело! — оживился замполит — нужно выпускать боевые листки! Я побежал!
Начальник каравана, он же директор эвакуируемого завода с татарской фамилией Файзулин и рязанской рожей, был вне себя от восторга, когда наш тральщик присоединился к его каравану. Единственный цельнометаллический корабль, да ещё и морского класса, приспособленный для хождения во льдах и вооруженный средствами противозенитной обороны, был для него как манна небесная. Канал начинало сковывать льдом, работники шлюзов в адских условиях и с риском для жизни продолжали поддерживать его работоспособность, но буксирных катеров у Беломорканальцев оставалось всего три, и они уже ушли проводить другие суда, каравану же предписывалось двигаться без буксиров, так как другого выхода у них уже не было. Появление побитого в боях тральщика вызвало нездоровый ажиотаж у экипажей и пассажиров каравана, на нас смотрели сотни пар глаз, с ужасом и надеждой рассматривая повреждения «Шторма», наши перевязанные конечности и орудия с обгоревшей от частой стрельбы краской. У людей появилась надежда на спасение.
Эвакуировался Повенецкий судоремонтный завод. В течение пяти дней основное оборудование завода демонтировали и погрузили в деревянные лихтеры. Материалами, инструментами и всем необходимым для работы завода на новом месте загрузили баржи. Вместе, с оборудованием завода из Повенца в Беломорск отправлялись около ста рабочих. Призыву на фронт они не подлежали, поскольку имели «бронь». Все лето заводские специалисты трудились на техническом обслуживании флота и над оборонным заказом, изготавливали для фронта ручные гранаты и детали для минометов. Кроме этого, в караван были включены баржи с работниками заводского отдела рабочего снабжения, специалистами медицинской службы Беломорско-Онежского пароходства, орсовским оборудованием, товарами, медикаментами.
— Виктор, вы не могли бы пойти головным в колонне? Понимаете, у нас деревянные баржи и лихтеры, они не могут ломать лёд — с надеждой во взгляде спросил меня Файзулин, как заворожённый, сверля взглядом мой злополучный орден и трость, на которую я опираюсь — я знаю, ваш корабль поврежден после боя, но больше поставить некого.
— Конечно, так и сделаем — снисходительно согласился я, идти за караваном и не входило в мои планы, если головным пойдет самоходная баржа, мы месяц будем по каналу идти и зимовать нам придётся на полпути к морю — только выходить надо немедленно! Лёд каждую ночь становится толще, если будем тянуть, я вам помочь не смогу, а у меня приказ вернуться в расположение флотилии, и я его выполню!
И вот мы снова идём по каналу. «Шторм» как маленький ледокол ломает не такой уж и тонкий лёд. В некоторых местах нам приходится с ходу взбираться на льдины, ломая их весом своего судна. Позади тащатся баржи и лихтеры, они невероятно тихоходны, несмотря на то, что нам приходится пробивать лёд, мы идём быстрее каравана. Долгим и мучительным был этот путь для судов, не имевших не только ледового класса, но даже и металлической обшивки на бортах. Невероятно трудным было шлюзование. Ворота и механизмы затворов покрывались ледяной коркой, постоянно намерзающий лед мешал работе ручных лебедок.
— Почему Выгозеро? Маткозеро? Странные названия… — мы курим с Иванычем трубки, сидя на мостике и болтаем ни о чем. Судно стоит в шлюзе как раз перед входом в Выгозеро.
— Да не странные они, обычные — возражаю я — карельские названия, а тут кого только не было, народностей всяких, Выгозеро вообще искусственное, от названия реки Выг происходит, по-моему, норвежское. Вообще-то так реки, озёра, и всё остальное и называют те, кто на них жил раньше, для них это что-то значило, а потом забылось, так-то и Москва название странное, если уж разобраться, оно что означает?
— Да хер его знает — задумался Иваныч — не задумывался об этом. Но всё равно, должна быть какая-то история, красивая, почему так что-то назвали, это же на века!
— Знаю я несколько красивых историй. Как раз про названия. Слушай — делаю я серьёзное лицо — На берегу океана стоял маленький домик, в котором жила девушка Надя. Часто напротив бросали якорь корабли, моряки шли к ней в гости, и она им ни в чем не отказывала. Это место назвали «мыс Доброй Надежды». Или вот, например, есть село Остафьево. Рассказывают, что однажды Петр Первый со свитой там останавливался, и ночью один солдат заснул в карауле. Утром начальник караула спросил царя, как его наказать. Но царь был в хорошем настроении и сказал: «Оставь его!». С тех пор село называется Остафьево. А вот соседнее село называют Ипатьево, и я даже думать не хочу почему так.
— Ах-ха-ха! — дикий хохот Иваныча заставил вздрогнуть даже работников шлюза, что сейчас вручную крутили лебёдку.
— Чё ржёшь конь? Да если задуматься, то такие названия хоть
